© Игорь Юров, врач — психотерапевт

Письмо невидимки

Ежемесячник «Так живем», №7 (148), октябрь, 2015

В том, что переживается как драма расставания, можно увидеть обретение свободы. Личностной и личной свободы и независимости. Но вместо приобретения, ощущается тяжелейшая утрата. Почему так – сейчас поймете.

Вопрос:

Прошу меня простить, но в вашем письме я не вижу ничего, кроме описания «рабства». Может быть, слово «рабство» звучит грубо, но зато прекрасно передает суть. Хотя ваша жизнь и не буквальное «рабство» (поэтому я ставлю его в кавычки), но это жизнь в несвободе при многолетнем вынужденном подчинении интересам другого человека, ограничение практически любых личных потребностей, покорность его жизненным обстоятельствам, вынужденное поведение.

«Моя жизнь сконцентрировалась на муже» — это практически единственная фраза из вашего повествования, где вы вообще упоминаете собственную жизнь. Но и тут вы можете сказать о ней только то, что она вам не принадлежит. Перечитайте, пожалуйста, свое письмо. Вы должны ясно увидеть, что даже выражая вашу личную проблему, говорите при этом только о муже! Это очень важно, задумайтесь – от первого до последнего слова звучит лишь история ЕГО жизни. Уже в самом конце – небольшое упоминание о сыне – и все. О вас самой вообще ничего! Конечно, ничего кроме переживаний, тревоги и «боли». Ваша «боль» – это единственное, что составляет ваш образ, единственное, чем вы сообщаете читателю о своем присутствии. Отсутствие в письме вашей личности — не моя фантазия, Вы четко указываете на это сами – «…что-то интересовало меня только в случае, если это касалось мужа. С миром я была связана через него».

Вас нет. Я читаю письмо Невидимки. Письмо, в котором пытается описать свою жизнь человек, который этой жизни как раз не имел. И сейчас не так уж важно – был на то ваш сознательный выбор или так сложились обстоятельства, отдали вы всю свою жизнь без остатка мужу по собственному желанию или он вами искусно манипулировал, происходит ваша покорность ему из того, какие «семейные ценности» вам привили в детстве, или из пропитавшей ваши отношения иллюзии любви. Я говорю об этом не для того, чтобы критиковать или осуждать вас. Нельзя судить человека, приходящего со своей болью. Судят того, кто причиняет боль. Но тот, кто жалуется на боль, нуждается в диагнозе. Диагноз указывает на источник боли и причину страдания. Без диагноза не может начаться лечение. И диагнозом здесь является зависимость. Личностная зависимость, или эмоциональная зависимость.

Ведь в том, что переживается как драма расставания, можно увидеть обретение свободы, личностной (личной) свободы и независимости. Но вместо приобретения, ощущается тяжелейшая утрата. Почему так – сейчас поймете.

Дело в том, что драма зависимой личности универсальна и состоит в том, что разрушающее действие объекта зависимости не видится, не ощущается, не осознается — все заполняет боль от его лишения. Простите за примитивные сравнения, но они очень наглядны. Если курильщик вдруг остается без сигарет, то глядя на него со стороны можно подумать, что он должен испытывать радость освобождения от никотиновой зависимости, он же испытывает страдание. Если игрок видит закрытое казино, то ему вся стать радоваться освобождению от игровой зависимости, но он будет чувствовать лишь глубокую тоску, пока вновь не окажется у рулетки. Сколько радости должен был бы испытывать алкоголик после выписки из наркологической клиники — теперь он может быть свободен от разрушающего всю его жизнь пристрастия, но на практике мы видим, сколь часто вынужденно бросившие пить погружаются в тяжелые депрессии и ипохондрию.

Так же, как ваша жизнь была «сконцентрирована» на муже, так и жизнь зависимого сконцентрирована на объекте зависимости, только через него, через этот объект он и может более-менее приемлемо воспринимать жизнь. Так, поход в лес на пикник для курильщика превратится в каторгу, если он вдруг забудет дома сигареты; отдых в отеле, где нельзя приобрести алкоголь, будет не возможен для любителя выпить; даже временная вегетарианская диета сделает жизнь гурмана-чревоугодника невыносимой; ну, а ломку наркомана, лишенного своевременной дозы, насколько всем известно, можно вообще сравнить с физической пыткой.

Вы говорите, что «с миром были связаны через мужа». Точно также зависимую личность связывает с миром объект его зависимости. Как только этот объект зависимости (химическое вещество, алкоголь, табак, марихуана, обильная еда, шопинг, рулетка, игровой автомат) оказывается недоступным, весь мир рушится, существование наполняется болью. Абсолютно то же самое происходит, когда объектом зависимости является другой человек. Лишение его тоже переживается как тяжелейшая моральная травма. Это не истерика, не симуляция, это состояние действительно переживается крайне тяжело, и зависимая от другого человека личность тоже часто оказывается готова «на все», только бы вернуть объект своей зависимости (привязанности), а если это невозможно, страдает, мечется, болеет, мстит от бессилия или совершает самоубийство от одиночества, пустоты, душевной боли и бессмысленности существования.

Любая зависимость порабощает, также и зависимая личность оказывается в рабстве, но в рабстве не у другого человека, а в рабстве у своей зависимости от этого человека.

Письмо заканчивается вопросом: «Скажите, есть ли какие-либо методики, чтобы отпустить эту ситуацию, преодолеть боль? Что делать?» А есть ли методики преодоления какой бы то ни было зависимости, как зависимому «отпустить» объект своей зависимости, как преодолеть боль расставания с ним, чем бы и кем бы этот объект ни был?

Как известно, есть, но очень многое зависит от человека, решившегося обрести свободу, готового воспринять независимость как приобретение, а не утрату, как достижение, а не лишение. Понятно, что, прежде всего, он должен осознать факт своей зависимости и стремиться к освобождению от нее. Этому всегда мешает боль. Как правило, такая боль является смесью душевной тревоги и депрессии. Психотерапевты могут называть это состояние в каждом отдельном случае по-разному – острой реакцией на стресс, расстройством адаптации, невротической реакцией, личностной декомпенсацией, реактивной депрессией, паническим расстройством, аффективно-шоковой реакцией и пр. Это не так уж важно. Важно, что при грамотном лечебном подходе боль уходит, а дальше следуют осознание и изменение. Так правильно, но то, что правильно, как известно, обычно дается не просто.

Проще и, соответственно, чаще в повседневной жизни зависимая личность «концентрируется» на ком-то другом, с кем бы она могла вновь установить зависимые отношения, и через них ощутить «связь с миром» (опаснее всего, если этим другим оказывается ребенок). Данный факт я не отношу к автору письма, просто сообщаю, что так чаще всего бывает.

Подробно разбирать ситуацию ухода мужа — «Я впервые в жизни влюбился». Именно эти его слова не дают мне жить. Что же столько лет прожил без любви? Зачем женился? Зачем жил со мной?» — думаю, не стоит. Всем известно, что среднестатистический человек в жизни переживает с десяток влюбленностей и даже «по-настоящему влюбляться» многим удается не раз (с мужчинами в среднем это происходит несколько чаще, чем с женщинами). Это относится и к тем, кто сохранил один брак на всю жизнь, и к побывавшим в нескольких браках, и к тем, кто вообще не сотворил этой «ячейки общества». Вопрос устойчивости семьи – это вопрос не любви, а интеллектуальной и моральной совместимости, совпадения норм воспитания и уважения супругов друг к другу.

Причина же тому, почему вам «не дают жить» именно слова мужа — «я впервые в жизни влюбился», также достаточно проста: эти слова однозначно указывают на факт утраты объекта… чуть не сказал – объекта любви, нет, конечно же — объекта зависимости. Любые другие слова могут оставить каплю надежды, что объект потерян не навсегда, а такие никаких надежд не оставляют, вероятнее всего, именно с этой целью они и говорятся…