В сущности вы правы, детали постараюсь уточнить. По западному образцу гиперопеку еще называют гиперпротекцией, т.е. сверх/гиперзащитой, сверх/гиперпокровительством, сверх/гиперконтролем, сверх/гипердиррективным воспитанием. Гиперопека происходит от чрезмерных, избыточных опасений за ребенка и соответствующего стремления защищать, страховать его тогда, когда это совершенно не требуется, более того – когда ребенок должен сам приобрести навык преодоления какого-то затруднения или страха. На первый взгляд, в том, чтобы чрезмерно опекать, защищать, ограждать ребенка от всевозможных опасностей, не может быть никакого агрессивного умысла, поскольку агрессия – это импульс, направленный на разрушение, уничтожение, разделение, здесь же все прямо противоположное – забота, страховка, поддержка – всегда и постоянно, когда надо и когда не надо, когда требуется и когда не требуется. Но это не значит, что гиперопека не сопряжена с агрессией – еще как! В явном виде агрессия «включается» в те моменты, когда гиперопекаемый пытается «выскользнуть» из-под опеки; неявная же, глубокая, скрытая бессознательная агрессия проявляет себя в том, что гиперопека нарушает нормальное развитие ребенка в направлении от зависимой инфантильности к независимой зрелости, а всякое препятствование развитию — это подавление и, значит, агрессия.  

Есть известная пословица – «Знал бы, где упадешь, соломку подстелил». Так вот, гиперопекающие родители «стелют соломку» широким трактом, везде и всюду, «в четыре полосы». Куда бы ребенок ни направился – везде уже подстелено, а там, где подстилка заканчивается, начинаются ограждения – совершенно непреодолимые, чуть ли ни с «вооруженными дозорными», готовыми и «собак спустить», и даже «предупредительный выстрел» сделать. Вот, это и есть агрессия. Т.е. родительская агрессия включается тогда, когда ребенок пытается выйти из установленной для него зоны гиперпротекции, при этом родительская милость тут же сменяется на гнев, дабы «несмышленыш» усвоил буквально на рефлекторном уровне – за пределы подстеленной соломки – ни-ни! Еще лучше, чтобы считал, что за пределами «соломенного поля» вообще ни мира, ни жизни нет – один шаг и ты пропал, но главное… пропали твои родители (мама, бабушка, тетя, дедушка – не важно кто), ведь они тебя так любят!!! Ведь ты для них свет в окошке! Ведь если с тобой хоть что-то случится, им «хоть в петлю лезь», «вообще лучше бы не жить»…

Чему учится ребенок, живя в таких условиях? Его в совершенстве обучают владеть единственным навыком – не приобретать никаких самостоятельных навыков, пользоваться только тем, что предоставлено родителями. (Как в фантастическом фильме группа исследователей на незнакомой планете в условиях карантина все – от кислорода до пищи – берет только на своем корабле, и при угрозе малейшего контакта с окружающей средой начинает мигать красная лампочка тревоги.) По этой причине состояние, в котором оказывается гиперопекаемый ребенок, психологи еще называют выученной беспомощностью. Главное знание, которое должен усвоить ребенок, состоит в том, что с родителями он – ВСЕ, а без родителей – НИЧТО. Так ситуация выглядит с точки зрения родителей, а в душе ребенка постепенно формируется совершенно адекватное понимание того, что его родители – это ВСЕ, а он – сам [без них] НИЧТО. Чтобы не ощущать ужасающей внутренней пустоты,  обезличивания, буквально чувства «отсутствия себя» (не говоря об отсутствии своего собственного жизненного пути, личной жизни, профессии, творческой деятельности), он вынужден оставаться эмоционально связанным с гиперопекающим родителем, и чем меньше он будет себя от него отличать, тем «комфортнее» будет его существование. Чем в большей мере он пожелает ощутить свою уникальность и независимость, тем большей силы экзистенциальный (т.е. бытийный, вселенский, апокалиптический) ужас будет его наполнять. Пожалуй, выученная беспомощность – это самый мягкий термин, которым можно было бы описать состояние ребенка, выросшего в атмосфере типичной гиперопеки.

Я сравнил жизненный путь сверхопекаемого ребенка с полем или дорогой из подстеленной родителями «соломки», за пределы которой выход строжайше запрещен. Но таких сравнений может быть множество. Кто-то из гиперпекаемых детей похож на щенка элитной породы, которому не просто свободно бегать по двору, а даже нюхать можно только разрешенные предметы, иначе – резкий рывок за ошейник или хлесткий удар поводка. Кто-то похож на сверхопасного заключенного (например, государственного преступника), на которого одет электронный браслет, из поля зрения видеокамер даже на территории тюрьмы выйти невозможно, посещения разрешены только тщательно проверенным людям, книги и пресса только разрешенного содержания, за малейшую попытку спрятаться от камеры наблюдения или связаться с желанным человеком – карцер. Образов, аллегорий масса – это и птица в клетке, и лев в зоопарке, и ребенок выращенный в страхе, что мир за пределами избы/комнаты/родительского дома населен чудовищами (частый сюжет популярных фильмов ужасов), и экспериментальное животное, выведенное в лаборатории с атрофированными мышцами, и рабы или жены фараонов, умерщвляемые и погребаемые вместе со своими хозяевами, и отречение отца от сына за то, что тот не желает «идти по его стопам», и неспособность человека выбраться из «Матрицы» в популярном фильме-трилогии 2000-х гг., и даже какая-нибудь «голова профессора Доуэля», способная существовать, причем даже гениально мыслить, но только при условии идеального функционирования тысячи подведенных к ней трубок со строго выверенным набором питательных веществ.

Поэтому я предельно согласен с автором письма в том, что ребенок, выросший в состоянии гиперопеки, или выученной беспомощности, – это «ребенок, лишенный собственной жизни» — это живая кукла, игрушка его родителей, полностью дистанционно управляемая ими, якобы в интересах безопасности ребенка. В самой гиперопеке нет агрессии, в ней есть страх родителей выпустить ребенка из-под контроля, но – вы совершенно правы – колоссальной силы агрессия, невиданная и непредсказуемая ярость моментально включается тогда, когда ребенок пытается покинуть зону контроля. В самом легком случае эти и гнев и агрессию можно сравнить с теми, которые возникают у любого человека при попытке незаконно лишить его законной собственности, в крайнем проявлении – это патологическая ревность и ненависть по принципу – «не доставайся же никому!»

Я думаю, что вы неслучайно соединили в одном письме проблему инвалидности ребенка в результате заболевания детским церебральным параличом (ДЦП) и ситуацию гиперопеки. Это очень показательный пример. Воистину, что ограничивает, травмирует, инвалидизирует ребенка сильнее – ДЦП или выученная беспомощность? Вещи вроде бы несравнимые? Да, но именно их сопоставление и показывает весь трагизм гиперпротективного воспитания: ребенок с ДЦП всеми силами современной медицины учится преодолевать болезненную беспомощность, чтобы самостоятельно существовать в окружающем его мире, а рожденный здоровым гиперопекаемый ребенок всеми силами «заботящейся» о нем семьи учится этой самой беспомощности через подавление любого своего стремления к проявлению собственных способностей. Парадоксально, но получается, что ДЦП преодолим, а гиперпротекция, или «выученная беспомощность» — нет, потому что нельзя преодолеть то, что запрещено преодолевать! Сначала нужно преодолеть запрет, а до того его еще нужно осознать, а чтобы его осознать от него нужно очень сильно пострадать. Пострадать и осознать настолько, чтобы оказаться буквально перед выбором – жизнь в «зоне контроля» или… смерть. Да – именно смерть – потому что типичная гиперопекаемая личность усваивает с пеленок, что за пределами ее «зоны контроля» жизни нет – ну, или «правильной жизни нет», или «праведной жизни нет», или «достойной жизни нет», или «подобающей жизни нет», или «не позорящей семью жизни нет», или «безопасной жизни нет» и т.д. и т.п. – подать видимость отсутствия жизни можно, как говорится, «под разными соусами», и, вот, они то, предлагаются ребенку уже «на его вкус». Потом, взрослея, человеку нужно дойти «до точки» (или точнее, «до ручки»), чтобы отказаться от навязанных «вкусов», чтобы вырваться из «контрольной зоны», чтобы быть готовым жить даже там, где «жизни нет», просто ради того, чтобы жить САМОМУ! Жить, будучи не дорогой куклой на полке, не породистым щенком на жестком поводке, не певчей птицей в золотой клетке, не ценным экспонатом музея, не любимой женой султана и даже – не первым учеником мастера, а САМИМ СОБОЙ!

Очень редко человек доходит до этой «точки» путем обычного осмысления, чаще осознание приходит чудовищной болью после смерти гиперопекающего родителя, или полной неспособности строить личные отношения без участия гиперопекающего родителя, или тяжелой депрессии от постоянной замаскированной агрессии гиперопекающего родителя, или психосоматического заболевания от истощения в подсознательной борьбе с гиперопекающим родителем. И если этим (уход в болезнь, в депрессию, в смерть вслед за родителем) все не заканчивается, тогда ВСЕ, а именно ЖИЗНЬ, только начинается. Настоящая ЖИЗНЬ после НЕ жизни! Настоящий труд преодоления выученной беспомощности – умение не быть беспомощным, умение признать существование мира и жизни вне установленной тоталитарной семьей «зоны контроля». Лично я глубоко сомневаюсь, что решить такую задачу возможно самостоятельно без помощи квалифицированных психологов, психиатров, психотерапевтов, а также просто близкого любящего человека: обязательно должен быть кто-то способный стать «гидом по жизни», наступившей после «НЕ жизни» и помочь найти силы (нередко за счет грамотной полноценной антидепрессивной терапии) для жизни тому, кто с детства был обучен бессилию.